НОРМАЛИЗАЦИЯ: что это такое и как этого не делать

В ситуациях, где есть острое насилие, страх, потери и глубокие конфликты, многим хочется верить, что можно «сделать шаг назад», быть «объективными», искать «обе стороны» и говорить «на языке всех». Это понятно. Особенно когда кажется, что только так нас услышат. Но такая попытка «усреднить» реальность часто приводит к нормализации — представлению того, что на самом деле является тяжелым и системным угнетением, как будто это просто спор между двумя равными сторонами, у каждой из которых есть «ошибки» и «крайности».

Этот текст — не набор правил. Это приглашение подумать: как мы говорим о происходящем? Какие слова мы выбираем и почему? Не воспроизводим ли мы, сами того не желая, взгляды власти, которую вроде бы хотим критиковать? Мы задаём эти вопросы прежде всего себе. Потому что все мы учимся, ошибаемся, переосмысливаем. Мы надеемся, что этот текст поможет тем, кто хочет говорить и действовать в солидарности — ясно, честно и без самоцензуры.

1. Ты предлагаешь откатить к «лучшим временам» — или стремишься к равенству для всех?

«Остановим поселенцев», «спасем демократию», «вернем Израиль на правильный путь» — такие лозунги звучат всё чаще, особенно в ответ на правый экстремизм и массовое насилие. Но важно спросить: к какому именно Израилю мы хотим вернуться? К тому, где у одних было гражданство, а у других — военный режим? К тому, где дома палестинцев сносились по решению суда, а не самоуправно?

Проблема не только в отдельных радикальных группах — она глубже. Это система, построенная на идее, что права и безопасность одного народа важнее, чем жизнь другого. И эта идея не появилась вчера.

Когда мы говорим о возвращении к «хорошему Израилю», мы часто (даже непреднамеренно) стираем десятилетия насилия и угнетения. Мы видим несправедливость в её новом облике, но не замечаем её истоки. Солидарность начинается с признания того, что справедливость не может быть частичной — и что не бывает настоящей демократии, основанной на исключении.

2. «Мы не такие, как они»

«Мы не такие, как они», «если мы будем как ХАМАС, чем мы будем отличаться?» — такие аргументы звучат гуманно, но на деле могут укреплять опасную идею: что Израиль — особенный, моральный, выше сравнения. Что насилие с нашей стороны — трагическая ошибка, а с их стороны — доказательство варварства.

Когда мы оправдываем действия армии тем, что она «самая этичная в мире», или говорим, что какие-то ужасы ей «не свойственны», мы всё ещё держимся за представление о ее исключительной морали.

Когда мы утверждаем, что израильские действия несравнимы, потому что «мы не такие» или «мы лучше этого», мы не только скрываем насилие, совершаемое от нашего имени — мы также укрепляем идею, что израильское насилие фундаментально другое, более понятное, более прощённое и, следовательно, не подлежащее ответственности.

3.  Ты поддерживаешь сопротивление — или только то, которое удобно тебе?

«Надо поддерживать только ненасильственное сопротивление», «нельзя обобщать — большинство палестинцев не экстремисты», «важно укреплять умеренные силы» — такие аргументы могут звучать рационально и даже гуманно. Но важно понять, как они работают: часто они делят палестинцев на «хороших» и «плохих», признают права первых — и отнимают у всех остальных.

Палестинцы живут под оккупацией, блокадой и военным насилием десятилетиями. У них есть право на сопротивление, как у любого другого народа, живущего под гнётом. Это не значит, что мы обязаны поддерживать все формы борьбы. Но если мы признаем право на свободу, его нельзя сводить к тем действиям, которые соответствуют только нашим представлениям о допустимом. Тем более, что рамки допустимого задаёт не нейтральная система, а именно та власть, с которой палестинцы борются — и которая сама определяет, что считать «террором», а что «безопасностью».

Когда мы поддерживаем «только правильное сопротивление», мы часто, сами того не замечая, отзеркаливаем логику угнетения — в которой права есть только у «умеренных», а остальных можно игнорировать, исключать или уничтожать.

4. Представляешь ли ты израильтян и палестинцев как равных партнёров?

Выражения вроде «объединимся против экстремистов по обе стороны», «арабы и евреи отказываются быть врагами», «сосуществование», «разрешение конфликта» и прочие — если за ними не следует требование разоблачить и устранить привилегии еврейско-израильского населения, — приводят к стиранию той асимметрии властных отношений, которую мы стремимся разоблачить и искоренить. Будто бы возможно жить в партнёрстве без равенства, будто речь идёт о конфликте между двумя коллективами, равными по своему положению. Подобные утверждения нормализуют неравные властные отношения между палестинцами и еврейскими израильтянами.

Уже само обращение к «еврейскому большинству» означает принятие исходной логики сионизма. Это логика, которая с самого начала стремилась создать здесь искусственное еврейское большинство — через изгнание и этническую чистку, через Накбу. Этот процесс продолжается через лишение палестинцев гражданства, намеренное игнорирование нееврейских граждан и их голосов, и через заглушение палестинцев — граждан Израиля, тех, кто пережил этническую чистку.

5. Основываются ли предлагаемые решения на принципе разделения — или на принципе соединения?

Формулы вроде «они там, а мы здесь» или «два государства для двух народов» скрывают тот факт, что вся Палестина была и остаётся родиной и домом палестинцев. Разделение её на зоны с разным гражданским статусом для палестинцев — изначально инструмент израильского режима, направленный на лишение прав и контроль над палестинским народом.

Когда мы сосредотачиваемся на решениях, основанных на разделении и барьерах, как на единственно возможных, мы тем самым предполагаем, что подлинное партнёрство и совместная жизнь — в свободе и равенстве — невозможны. Мы продолжаем продвигать разделение и укрепление границ как условие безопасности, прикрываясь при этом риторикой партнёрства.

Вместо этого мы можем принять другое основание: безопасность и защищённость возможны только тогда, когда жизнь на этой земле будет безопасной для всех — для палестинских беженцев, реализующих своё право на возвращение, для палестинцев, живущих здесь сегодня, а также для еврейских израильтян и всех жителей этой земли.